Неточные совпадения
Опять-таки, я давно уже заметил в себе
черту, чуть не
с детства, что слишком часто обвиняю, слишком наклонен к обвинению других; но за этой наклонностью весьма часто немедленно следовала другая мысль, слишком уже для меня тяжелая: «Не я ли сам виноват вместо них?» И как часто я обвинял себя напрасно!
Странно, во мне всегда была, и, может быть,
с самого первого
детства, такая
черта: коли уж мне сделали зло, восполнили его окончательно, оскорбили до последних пределов, то всегда тут же являлось у меня неутолимое желание пассивно подчиниться оскорблению и даже пойти вперед желаниям обидчика: «Нате, вы унизили меня, так я еще пуще сам унижусь, вот смотрите, любуйтесь!» Тушар бил меня и хотел показать, что я — лакей, а не сенаторский сын, и вот я тотчас же сам вошел тогда в роль лакея.
Да, в жизни есть пристрастие к возвращающемуся ритму, к повторению мотива; кто не знает, как старчество близко к
детству? Вглядитесь, и вы увидите, что по обе стороны полного разгара жизни,
с ее венками из цветов и терний,
с ее колыбелями и гробами, часто повторяются эпохи, сходные в главных
чертах. Чего юность еще не имела, то уже утрачено; о чем юность мечтала, без личных видов, выходит светлее, спокойнее и также без личных видов из-за туч и зарева.
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен, что это на самом деле. Я не могу ничего сделать хорошего: сил нет. Я ведь
с детства в каком-то разладе
с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то, что тот не умел низко кланяться; молодость моя прошла у моего дяди, такого нравственного развратителя, что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем
черт знает что вышло. Вся смелость меня оставила.
— Это — желание самой Сусанны Николаевны: она высоко ценит наши храмы, в которых
с детства молилась, и потому только в церкви хочет сделать первый шаг ко вступлению в новую область верования и как бы
с благословения нашей церкви!.. Это
черта глубокая, не так ли?.. Мы принимаем всех, примем и Сусанну Николаевну, не стесняя нисколько ее верования!..
Жизнь в Киеве, на высоком Печерске, в нескольких шагах от златоверхой лавры, вечно полной богомольцами, стекающимися к родной святыне от запада, и севера, и моря, рельефнее всего выработала в характере Долинской одну
черту,
с детства спавшую в ней в зародыше.
Замечу мимоходом, что, кроме моего отца, в роду нашем уже никто не имел большого сходства
с княгинею Варварою Никаноровной; все, и в этом числе сама она, находили большое сходство
с собою во мне, но я никогда не могла освободиться от подозрения, что тут очень много пристрастия и натяжки: я напоминала ее только моим ростом да общим выражением, по которому меня
с детства удостоили привилегии быть «бабушкиною внучкой», но моим
чертам недоставало всего того, что я так любила в ее лице, и, по справедливости говоря, я не была так красива.
Дядя обнаруживал эти родовые
черты с самого раннего
детства: он всегда был по своим летам мал ростом, очень свеж, румян,
с прекрасными глазами матери, но
с очень маленьким ротиком, какие называют «сердечком».
Такие крошечные рты,
с немножко оттопыренными губками, нарисованы у всех Протозановых, которых портреты я
с детства видела в бабушкином доме; но князь Яков Львович немножко даже утрировал эту
черту: его маленький ротик придавал его лицу сходство
с какою-то бойкою птичкой, отчего в семье его звали также и «чижиком».
Дмитрий Александрович Брянчанинов в указанном направлении был первым заводчиком: он был главою кружка любителей и почитателей «святости и чести», и потому о нем следует сказать прежде прочих. Набожность и благочестие были, кажется, врожденною
чертою Брянчанинова. По крайней мере по книге, о нем написанной, известно, что он был богомолен
с детства, и если верить френологическим системам Галя и Лафатера, то череп Брянчаиннова являл признаки «возвышенного богопочитания».
…Вы знаете, я родился и вырос в так называемой теперь «
черте оседлости», и у меня были товарищи, скажу даже друзья
детства — евреи,
с которыми я учился.
Одним из первых тайных ужасов и ужасных тайн моего
детства (младенчества) было: «Бог —
Черт!» Бог —
с безмолвным молниеносным неизменным добавлением —
Черт.
С детства знакомая со всеми достоверными преданиями о
чертях и их разнообразных проделках в христианских жилищах, Марья Матвеевна хотя и слыхала, что
черти чем попало швыряются, но она, по правде сказать, думала, что это так только говорится, но чтобы
черт осмеливался бушевать и швырять в людей каменьями, да еще среди белого дня — этого она не ожидала и потому не удивительно, что у нее опустились руки, а освобожденная из них девочка тотчас же выскочила и, ища спасения, бросилась на двор и стала метаться по закуткам.
Княгиня писала, что
с удовольствием возьмет к себе рекомендуемую Ольгой Петровной особу, что будет обращаться
с ней соответственно ее несчастному положению (баронесса не утерпела и, в общих
чертах, не называя, конечно, фамилий, рассказала в письме Шестовой роман
детства и юности Александрины), и что хотя она относительно довольна своей камеристкой Лизой и прогнать ее не имела бы ни духу, ни причивы, но, к счастью, Марго недовольна своей горничной, а потому Лиза переходит к ней.